30 МАЯ 1939 ГОДА на кладбище в Тье под Парижем был похоронен мужчина, которого отпел католический священник, хотя этот человек так и не был крещён. Он был евреем, но его друзья-евреи перестали читать кадиш. Вероятно, он умер от белой горячки (delirium tremens), но врачи диагностировали обморок. Он был гражданином Австрийской республики, но объявлял себя подданным Габсбургов.
Этого человека – одного из величайших писателей ХХ века – звали Йозеф Рот. Ему было всего 45, но он полагал, что смерть всё равно приходит слишком поздно. У него – так он говорил – никого не осталось, ни народа, ни государства. Только язык, на котором он писал, – да и то не точно, если бы кто-нибудь услышал в его немецком голос идиша и дыхание русского. И всё же, пожалуй, никто кроме него не наблюдал с такой очевидностью разложение окружающего его мира и не описывал со столь неслыханно жизнерадостной точностью улицы, кафе и гостиницы городов, в которых ему суждено было жить. Пожалуй никто ещё и никогда не был так нахально счастлив вопреки всему тому, что он терял, что он безвозвратно утратил.
Поэтому ни один писатель ХХ века не близок нам так, как он. Мы тоже не можем считать себя гражданами государства, в котором нам суждено жить. Мы крещены, но никакого отношения к церкви не имеем. У нас, как и у него, не осталось ничего за душой, ни народа и уж тем более страны. Но это не лишает нас способности испытывать счастье и пытаться писать и говорить на языке, который мы отказываемся отождествлять с оскорбительной чушью, которую неустанно распространяют средства массовой информации и школы. Не веря ни в какие ценности и законы, которые нам навязываются, мы, как и он, сохранили нашу первозданную веру в свежую траву, в звёздное небо, в тишину и красоту человеческого лица."
(c) Giorgio Agamben, Quodlibet, 20 апреля с.г.