По дороге к колонне присоединяются группы солдат, карабинеров, беженцев из Далмации и вообще все желающие. Повстанцы растут в количестве и всё более распаляются «праведным огнём» патриотизма. В километре от границы их пытается остановить командующий экспедиционным корпусом в Фиуме генерал Патталуга. Д’Аннунцио скидывает шинель и демонстрирует покрытую боевыми орденами грудь: “Если вы сможете прострелить это, то стреляйте”. Корпус во главе с командующим присоединяется к походу.
Так без единого выстрела повстанцы добрались до мятежного города, который встретил д'Аннунцио восторженными криками и артиллерийским салютом.
Мажор, политик, масон, мошенник, Поэт, Пророк
***
Габриэле д'Аннунцио (Гаэтано Рапаньетто) родился в 1863 году в семье богатого помещика и мэра г. Пескара Франческо Паоло Рапаньетто, который в 13 лет был усыновлён своим дядей Антонио д'Аннунцио и принял его фамилию. С детства привыкший наслаждаться роскошью, Габриэле рано стал обращать внимание на красоту и притягательность женщин. Но эротизм в его отношениях явно преобладал над романтическими чувствами. Именно женское тело вдохновляло молодого человека на литературное творчество, в котором отчётливо проявился дух гедонизма, смешанный со стремлением к героическим подвигам и обличению пороков общества.
Уже в школьные годы издал сборник стихов, тираж которого раздал одноклассникам и педагогам. Однако обороты «эфирные перси, на которых проходит вся ночь» и «варварская похоть поцелуев» учителей насторожили. Собрался административный совет, поэт получил строгое предупреждение.
После школы уже довольно известный Габриэле перебрался в Рим, где затеял хитрый рекламный трюк, чтобы продать очередную книгу стихов: в день выхода сборника в одну из газет поступает телеграмма, в которой говорилось о трагической гибели юного поэта от падения с лошади. Одураченный люд мгновенно раскупил весь тираж, а родители д’Аннунцио, вероятно, пережили немало неприятных минут, поверив в мистификацию – Габриэле не удосужился предупредить их об обмане. Кстати, в прессе отзывы о стихах, которые восхваляют радости жизни и определяются попыткой нового, элитарного языка, были восторженные.
В Риме, не закончив учёбу на факультете литературы, поэт работает в газете, ведёт светскую хронику. Д’Аннунцио первым из серьёзных литераторов оценил потенциал жёлтой прессы. Сначала он становится автором множества скандальных публикаций – а потом и их героем. Неиссякаемой темой насмешек, зависти и восхищения является его карнавальный стиль жизни: эпатирующая роскошь, которой окружает себя звезда, постоянная жизнь взаймы и скандалы с кредиторами.
Ну и, конечно же, женщины. В этом смысле д’Аннунцио даёт фору и Казанове, и прочим прославленным сердцеедам прошлого. Его романы с легендарной актрисой Сарой Бернар и аристократкой Гравиной Ангуисола, художницами Барбарой Леони и Ромэн Брукс не сходят с газетных страниц. У д’Аннунцио имеется и законная супруга – графиня Мария Хардуин ди Галлезе, родившая ему троих детей – но женщины проходят через его постель конвейером. Они исхитряются как-то сосуществовать друг с другом и образуют подобие гарема, сопровождающего Габриэле, где бы он ни был.
Сотни любовных интрижек он часто описывал в своих литературных произведениях – практически каждое его творение имеет в своей основе подлинную историю (так в образе Изабеллы Ингирами, героини одного из романов д’Аннунцио, современники узнали роскошную покровительницу искусств Луизу Казатти). Довольно часто их публикация сопровождается вызовами на дуэль: д’Аннунцио дерётся бессчётное количество раз. Смертоубийств, однако, не случается, и всё это лишь служит дополнительной приправой к его – и без того чрезмерному – романтическому ореолу.
Впрочем, однажды его ранят в голову, а врач обрабатывает рану модным в те годы антисептиком – перхлоратом железа. От воздействия химиката Габриэле навсегда остаётся лысым – в 23 года.
***
С 1891 по 1904 Габриэле то переселяется в Неаполь, где знакомится с трудами и проникается идеями Ницше и Вагнера, то переезжает во Флоренцию дабы перевести эпистолярные отношения со знаменитой актрисой Элеонорой Дузе в более близкие и обустраивает снимаемую виллу в декадентской эстетике. Много путешествует и в целом ведёт бурную творческую деятельность как поэт, писатель, драматург и транжира.
В 1897 году д'Аннунцио становится членом консерваторов в региональном парламенте с экстравагантной программой «политики красоты». Однако, будучи избранным депутатом от правых, он почти сразу же примкнул к левым, оправдывая себя знаменитым высказыванием: «Vado verso la vita [Я иду к жизни]» и формально оставаясь независимым. В 1900 году он также отдал свой голос левым радикалам, следуя собственному афоризму: «Прерогативой мыслящего человека является возможность изменения точки зрения».
В 1901 вместе с гроссмейстером итальянского масонства в Великом Востоке Италии Этторе Феррари д’Аннунцио устроился в Университет Милана преподавать и вести культурные уроки. Дружба с Феррари приблизила его к масонству, где он достиг 33-й – максимальной – степени древнего и принятого шотландского устава.
В своих романах, стихах и драмах д’Аннунцио отражал дух романтизма, героизма и патриотизма – а равным образом эпикурейства и эротизма. В народе бытовали легенды, одна другой красивше и неправдоподобнее. Маринетти рассказывал, что каждое утро для вдохновения Габриэле купается в морском прибое – верхом на лошади и нагой – пока на берегу его поджидает с пурпурной мантией великая Дузе. Жарро утверждал, что он носит туфли из человеческой кожи и пьёт вино из черепа девственницы.
Отношения с Элеонорой Дузе прервались в 1904 году из-за публикации романа Il Fuoco, в котором поэт беспощадно описывал их связь, а заодно и полных разврата измен с маркизой Алессандрой ди Рудини – дочерью премьер-министра Италии и большой ценительницей морфия. Для последней дело закончилась отречением от семьи и принятием монашеского пострига в 35 лет.
***
В 1908 году преследуемый кредиторами из-за высоких долгов и роскошного образа жизни д’Аннунцио пошёл на мошенничество: Джованни дель Гуццо, итальянский эмигрант, ставший миллионером в Аргентине, предложил организовать для поэта турне по Латинской Америке, в ходе которого д’Аннунцио выступил бы с публичными лекциями. Под залог будущих прибылей дель Гуццо взялся урегулировать проблему с долгами поэта. Гонорар предполагался огромный. Аванс д’Аннунцио взял, но в Латинскую Америку не поехал. Сказав дель Гуццо, что сперва должен подлечить зубы в Париже, Габриэле отправился во Францию. Но вместо обещанной недели он провёл там в «добровольном изгнании» без малого 7 лет, написав за это время несколько произведений на французском языке.
Вершиной скандальной популярности д’Аннунцио стала парижская премьера в 1911 году одной из его самых известных пьес – «Мученичества святого Себастьяна». Музыку к постановке написал Клод Дебюсси, декорации выполнил Бакст, а в главной роли выступила одиозная танцовщица Ида Рубинштейн. Бывшая открытая лесбиянка, она также не сумела устоять перед обаянием поэта. Исполнение роли святого лесбиянкой (да ещё и еврейкой) переполнило чашу терпения Святого Престола: 8 мая 1911 года д’Аннунцио был отлучён от Церкви, а католикам запрещено чтение всех его произведений. Зато французское правительство в знак признания франкофилии д'Аннунцио прощает его долги.
***
К началу Первой мировой войны Габриэле был наиболее известным и популярным итальянским писателем, а в 1914 году 51-летний д`Аннунцио заявляет себя в новом качестве – красноречивого агитатора: активно пропагандирует вступление Италии в войну на стороне Тройственной Антанты. Он громогласно и красноречиво выражает чаяния своего народа на победу и возрождение страны как могучей державы [призыв за «mare nostrum» – это идея д`Аннунцио, как и многие другие, впоследствии заимствованные фашистами].
Свои речи он произносит облачившись в древнеримскую тогу, тогда же им возродился и жест легионеров. Поэтому, вернувшись в Рим и выступив на площади с пламенной речью о величии нации, он был встречен итальянцами как триумфатор, выразитель их надежд и стремлений. Его часто упоминают под эпитетами Il Profeta («Пророк») или Il Vate («Поэт»). Именно так, с большой буквы – титул, которого д`Аннунцио удостоился первым в истории страны после Данте.
Герой войны
***
23 мая 1915 года при общем ликовании Италия объявляет войну Австрии. 52-х летний д’Аннунцио сразу же направляется в действующую армию (в чине капитана), в Венецию. Воюет д’Аннунцио лихо и достаточно странно: после боевых экспедиций возвращается в свой уютный маленький дворец на Большом канале, куда из Франции им было выписано всё необходимое для жизни гения: наложницы, борзые, персидские ковры и гобелены. Быт его был устроеннее, чем быт воевавшего на том же фронте Хемингуэя. Но в бою Габриэле оказывался действительно смельчаком и азартно рисковал собой.
Перейдя из флота в авиацию, он летает на Триест, на Пулу, на Сплит, сбрасывает бомбы и прокламации, видит гибель боевых товарищей. При неудачной посадке повреждает себе зрительный нерв и слепнет на правый глаз. С этих пор канонический образ поэта дополняется наглазной повязкой.
После госпитализации (за время которой он успел сочинить лирический роман в прозе), вопреки советам врачей, Поэт возвращается на фронт.
В феврале 1918 г. он принял участие в рейде на австро-венгерский порт Бакар (ныне в Хорватии) для поднятия боевого духа итальянцев, упавшего после катастрофы в Капоретто. На борту MAS (Motobarca Armata SVAN, сверхбыстрого торпедного катера производства венецианской верфи SVAN), которым командовал Костанцо Чиано (отец Галеаццо, будущий зять Муссолини), он ночью вошёл в военный австро-венгерский порт Бакара. Плохо отрегулированные торпеды взорвутся на набережной, не нанеся значительного военного ущерба. Но пропагандистский гений д'Аннунцио знает, как использовать это смелое вторжение в СМИ, которые его окрестят La beffa di Buccari/Le camouflet de Bakar – насмешкой над Бакаром.
Д'Аннунцио сохраняет MAS 96, который использовался для рейда (со всем военным оборудованием, оставшимся на борту, включая торпеды), как личную яхту – они будут выставлены в его доме-музее на озере Гарда.
Именно д’Аннунцио стал «отцом» дальней бомбардировочной авиации, совершив налёт на Вену – первый в истории воздушный налёт на столицу врага. 9 августа 1918 во главе 87-й истребительной эскадрилье в сопровождении Альдо Финци он преодолел на самолёте более 1000 километров и сбросил на Вену двуязычные листовки:
«Венцы! Познакомьтесь с итальянцами.
Мы летим над Веной, мы можем сбросить тонны бомб. Мы посылаем вам только триколор: три цвета свободы. Мы, итальянцы, не воюем с детьми, стариками и женщинами. Мы ведём войну с вашим правительством, врагом свободы народов, с вашим слепым, упрямым и жестоким правительством, которое не может дать вам ни мира, ни хлеба, и питает вас ненавистью и иллюзиями.
Венцы! Вас считают умным.
Но почему тогда вы надели прусский мундир? Поймите, теперь всё против вас. Вы хотите продолжить войну? Продолжайте, это ваше самоубийство. Что вы ожидаете? Решительной победы, которую обещают прусские генералы? Их решительная победа подобна хлебу на Украине: помрёте в ожидании.»
Эхо и резонанс этого действия были огромны, и даже враг был вынужден признать его значимость.
До конца конфликта д'Аннунцио участвовал в бесчисленных бомбардировочных полётах над территориями, оккупированными австрийской армией, вплоть до последней битвы в начале ноября 1918 г. Он планирует налёт и на Берлин, но командование железной рукой пресекает попытку как самоубийственную.
***
Война завершилась 3 ноября 1918 г. Д’Аннунцио закончил её в звании подполковника (дослужился до майора, но сам себя разжаловал), обладателем золотой медали, пяти серебряных и одной бронзовой. За это время восприятие д'Аннунцио в глазах солдат и большинства соотечественников превратилось из литературной фигуры в национального героя.
Прославленный в новом качестве, д’Аннунцио тем не менее далёк от удовлетворённости: мир не обещает ему ничего интересного.
“Чувствую зловоние мирной жизни”, – пишет поэт в день заключения перемирия.
Его беспрецедентная популярность – сопоставимая разве что с популярностью Гарибальди – превращается в головную боль для всех игроков на итальянской политической сцене: от правительства до рвущегося к власти Муссолини.
Команданте Города жизни
***
Борьба за контроль над послевоенной судьбой Фиуме-Риеки началась 23 октября 1918 года. Хорватские солдаты австро-венгерского гарнизона взбунтовались и взяли под контроль город во имя Южнославянского комитета Аграма. Десять дней спустя австрийцы подписали перемирие, и империя Габсбургов рухнула.
Итальянцы бросились требовать добычи. Хорваты были вынуждены передать власть над гражданскими делами Фиуме местному итальянскому национальному совету. Реакция союзников на итальянский переворот была быстрой и негативной: французский эсминец Audace 17 ноября вошёл в порт и высадил объединённую французскую, британскую и американскую оперативную группу.
Италия продолжала выдвигать свои претензии: они отметили, что 22,5 тыс. фиумских итальянцев преобладают числом над 13 тыс. риекских хорватов. Но обращения были отвергнуты: экономическая жизнеспособность Югославии требовала выхода к морю, а Фиуме был единственным доступным портом.
Итальянцы были возмущены. Они отказались принять «изуродованный мир» в качестве приемлемой награды за жертву своих погибших на войне. О переговорах с Королевством сербов, хорватов и словенцев не могло быть и речи, поскольку последние два народа технически всё ещё были врагами.
***
12 сентября 1919 года корпус из нескольких сотен добровольцев в чёрных рубашках под предводительством поэта Габриэле д'Аннунцио переходят границу и захватывают Фиуме [впоследствии Муссолини осуществит менее театральный ремейк этого действа под названием «Марш на Рим»]. Межведомственная контрольная комиссия была вынуждена уйти.
Заставив отступить американо-британо-французские оккупационные силы, д'Аннунцио объявляет Фиуме вольным городом и обращается к итальянскому правительству с просьбой об аннексии. Правительство в ужасе отказывается. Напротив, под давлением союзников Италия вынуждена объявить морскую и сухопутную блокаду города (которая была легко обойдена кампанией по сбору средств, проведённой директором газеты Il Popolo d'Italia – Бенито Муссолини).
Международный Рапалльский договор будет подписан лишь через год, 12 ноября 1920 года, и создаст независимое Свободное государство Фиуме, а Далмацию уступят Югославии.
Пока же дипломаты маневрировали, в вольном городе Фиуме начался долгий период безудержного веселья.
***
«Domando alla Città di vita un atto di vita.
Fondiamo in Fiume d'Italia, nella Marca Orientale d'Italia,
lo Stato Libero del Carnaro!»
Fondiamo in Fiume d'Italia, nella Marca Orientale d'Italia,
lo Stato Libero del Carnaro!»
Д’Аннунцио написал для Карнаро (по названию залива, где расположен город) [довольно безумную] революционную конституцию в стихах. 27 августа 1920 года принимают всё-таки другую, написанную премьером – революционным профсоюзным деятелем Алькестом де Амбрисом – в прозе. Конституция – Хартия Карнаро – учреждала корпоративистское государство с девятью инженерно-бюрократическими Корпорациями для представления различных секторов экономики (рабочие, работодатели, учителя и студенты, адвокаты и врачи, моряки и т. д.). И десятой – творческой, для представления «высших» людей (героев, поэтов, пророков) в ницшеанском ключе. Инициатива д'Аннунцио, разумеется.
Новый закон гарантировал:
- признание и суверенитет всех граждан независимо от расы, языка, класса, религии и начального образования;
- абсолютное равенство полов перед законом и пропорциональное представительство; право женщин на все частные или государственные функции;
- неприкосновенность жилища, habeas corpus;
- право на комплексное социальное обеспечение и здравоохранение, оплачиваемую работу с минимальной заработной платой, достаточной для жизни; помощь в случае болезни или вынужденной безработицы; пенсию по возрасту и инвалидности;
- компенсацию ущерба в случае судебной ошибки или злоупотребления властью; за судебные ошибки предусматривается ответственность должностных лиц.
Политическому руководству запрещено совместительство постов, чтобы избежать статичной бюрократии и предложить молодым людям возможность карьерного роста. Гарантирована свобода собраний и ассоциаций. В контексте прямой демократии граждане могут влиять на закон посредством плебисцитов и референдумов. Конфликты решаются путём консенсуса – поэтому нет никаких правил голосования. Тюрьмы и психиатрические лечебницы закрыты. Отменена армии в мирное время, вводится обязательная военная служба в случае войны для всех граждан (мужчин и женщин) от 17 до 52 лет.
Всем работающим – достойная зарплата, немощным – бесплатная богадельня. Введено всеобщее бесплатное образование. Школы освобождаются от религиозной и политической индоктринации. Признание разводов. Свобода печати, слова и мысли.
Наконец, проведена декриминализация гомосексуализма, нудизма и употребления наркотиков.
Вдобавок Поэт всё же вставил в текст пару экстравагантных пунктов, вроде обязательного музыкального образования детей, без которого не получить гражданства Фиуме: музыка объявлялась фундаментом политического строя «Республики Красоты», а государственные хоры и инструментальные группы должны быть созданы во всех муниципалитетах.
У государства появился флаг с вызывающей надписью «Quis contra nos» («Кто против нас»), почтовые марки (это важно) и гимн.
Примечательно, что единственным государством, сходу признавшим «Итальянское регентство Карнаро», был.. Советский Союз.
***
«Всякое восстание – это творчество!»
Во время [по меньшей мере странного] правления д’Аннунцио Фиуме представлял собой причудливую смесь декадентства, анархии и диктатуры. В славное королевство стали прибывать всё новые и новые «подданные»: фронтовики, политики, художники, литераторы, артисты, футуристы, анархисты, коммунисты, аферисты и просто маргинальные личности, привлечённые свободой и кокаином, который из-за нехватки продовольствия раздают вместо хлеба. В качестве министра культуры в Фиуме приехал легендарный итало-американский дирижёр Тосканини, министром иностранных дел стал бельгийский поэт-анархист Леон Кохницкий.
Присвоив себе титул «commandante» (восходящий к должности «commandant» у бурских партизан-коммандос), д’Аннунцио поставил своей целью превратить многонациональную Риеку в «Terra orientale già Italiana» (восточные итальянские земли). Он стал фактическим диктатором республики Фиуме и сохранял контроль через то, что было описано как «новая и опасно мощная политика зрелищ» [именно этой культуре диктатуры Бенито Муссолини подражал и учился у д'Аннунцио, которого позже характеризовали как «Иоанна Крестителя итальянского фашизма»]. За период оккупации в Риеке были апробированы многие элементы политического стиля фашистской Италии: по площади во время частых парадов с воинственными песнями маршировали бравые ардити в чёрных рубашках с чёрными знамёнами, которых Поэт именовал легионерами; чуть позже в практику вошли зрелищные факельные шествия и древнеримское приветствие поднятой рукой; особо почиталось изображение свастики – как символа солнца и возрождения.
«Фанфары задавали ритм, военные кружились парами и в хороводах. Солдаты, моряки, женщины, горожане. Куда ни посмотришь, всюду танец – фонарей, факелов, звёзд» – так описывал очевидец жизнь в городе. Танцы перетекали в неслыханную вакханалию: город наводнили проститутки, процветал гомосексуализм и беспорядочные половые связи, напоминающие Рим периода упадка и предвосхищающие грядущий Вудсток. Разодетые в пёстрые костюмы жители веселились день и ночь.
Главную роль играл, разумеется, сам Поэт. Каждый день он произносил пафосные речи с балкона муниципального дворца. Без преувеличения можно сказать, что фиуманцы подсели на его страстные монологи как на наркотик. Они собирались тысячами и, слушая пламенные речи, неистовствовали, плакали и смеялись. Именно так д`Аннунцио «ввёл в моду» эмоциональное общение оратора с толпой, так полюбившиеся затем Муссолини, Геббельсу и Гитлеру. Фиуманская мода того сезона – чёрные фески, чёрные галстуки и развевающиеся плащи, а на поясе обязательный кинжал. В подражание Поэту мужчины бреют голову, а женщины одаривают тем, чем могут.
***
«Итальянцы Фиуме!
В этом недобром и безумном мире наш город сегодня – единственный островок свободы.
Этот чудесный остров плывёт в океане и сияет немеркнущим светом,
в то время как все континенты Земли погружены во тьму торгашества и конкуренции.
Мы – это горстка просвещённых людей, мистических творцов,
которые призваны посеять в мире семена новой силы,
что прорастёт всходами отчаянных дерзаний и яростных озарений!»
В этом недобром и безумном мире наш город сегодня – единственный островок свободы.
Этот чудесный остров плывёт в океане и сияет немеркнущим светом,
в то время как все континенты Земли погружены во тьму торгашества и конкуренции.
Мы – это горстка просвещённых людей, мистических творцов,
которые призваны посеять в мире семена новой силы,
что прорастёт всходами отчаянных дерзаний и яростных озарений!»
Для Поэта Фиуме был городом-экспериментом, восстанием против грубой реальности. Среди всех известных правителей он был самым милосердным и снисходительным: награды раздавал направо и налево, провинившихся судил по собственному «инстинкту справедливости». Казней не было, самое жестокое наказание – высылка из города. Изгнанники покидали рай со слезами.
С другой стороны, говорили, что в период первоначальной политической турбулентности Команданте использовал репрессивные средства в отношении предшествовавшего оккупации правительства Риеки. Широко распространено мнение, что легионерами д'Аннунцио было введено использование касторового масла (очень эффективного слабительного) в качестве инструмента пыток и наказания диссидентов, чтобы унизить, отключить или убить – что позже стало распространённым инструментом чёрных рубашек Муссолини.
Совершенно, впрочем, очевидно, что у Поэта не было намерения создавать собственное королевство – лишь чрезвычайные полномочия с возможностью экспериментировать с различными идеями, объединёнными в единую политическую программу благодаря его харизме.
Команданте провозглашает себя знаменосцем нового антиимпериалистического крестового похода и запускает со своего балкона крик восстания «ко всем народам, угнетённым англосаксонским империализмом». Он попытался организовать альтернативу Лиге Наций для [избранных] угнетённых наций мира (таких как ирландцы, которых пытается склонить к восстанию), и стремился заключить союзы с различными сепаратистскими группами на Балканах (особенно группами итальянцев, некоторыми славянскими и албанских группами), хотя без особого успеха.
***
Чтобы прокормить город, д’Аннунцио вынужден отправить военные корабли в свободное плавание по Адриатике в поиске еды, оружия и других необходимых материалов – попросту пиратствовать. Фиумцы захватили несколько кораблей и пароходов, в том числе торговый корабль «Трапани» и пароход «Конье» (грузы шёлка, автомобили, часы и другие предметы роскоши), ориентировочная мировая стоимость которых 200 миллионов лир, за которые они требовали выкуп в 12 миллионов – с намерением закупить материальные блага, нужные для обеспечения города, а также вызвать солидарность мирового сообщества.
Европейские державы целый год наблюдали за карнавальным спектаклем Поэта-Команданте. Наконец, американский президент Вудро Вильсон стал арбитром в пограничном конфликте. По его предложению, в Фиуме могла разместиться штаб-квартира Лиги Наций. В ноябре 1920 г. специальным соглашением стороны обязали Италию покончить с самочинством её Героя. Признавать Рапалльский договор Команданте отказался и объявил правительству войну, надеясь на всенародное восстание. Но поддержки извне вновь не было.
Битва легионеров и добровольцев д'Аннунцио против регулярной итальянской армии началась 24 декабря, продолжалась пять дней и вошла в фашистский фольклор как «Кровавое Рождество». После рождественского перемирия и короткой бомбардировки муниципального дворца со стороны итальянского линкора "Андреа Дориа" 30 декабря 1920 года получивший лёгкое ранение д’Аннунцио сдаёт город под гарантии личной безопасности и помилования всех горожан.
Через пару недель всё на том же автомобиле, но уже без лепестков роз, в сопровождении шофёра и адъютанта Габриэле д’Аннунцио покидает город, который в силу соглашений ещё три года формально должен был сохранять статус «свободного государства».
Занятое итальянскими войсками, Фиуме было признано Францией, Англией и США как независимое буферное государство между претендовавшими на него Королевством сербов, хорватов и словенцев и Италией.
Ну и фашисты, конечно
***
Габриэле д’Аннунцио живым и невредимым возвратился в Италию, где он был по-прежнему искренне любим и почитаем своим народом как поэт, писатель и герой войны. Он даже избран «иностранным литературным членом» Королевской академии французского языка и литературы в Бельгии и оставался таковым до самой смерти, хотя никогда там не заседал.
Попытки вмешиваться в политику д’Аннунцио продолжал почти до самой смерти в 1938 году. В период 1921-1922 пытается создать собственный центр политической силы, конкурирующий с фашистским. Впрочем, в 1924 – уже при фашизме – поэт получил наследственный титул князя (Principe di Montenevoso) и убедил фашистское правительство финансировать свой щедрый образ жизни посредством государственного пособия. В 1925 году ему также было присвоено почётное звание воздушного бригадного генерала.
И хотя д’Аннунцио приветствовал военные акции итальянского фашизма, прославлял его колониальные захваты (сборники статей и речей «Держу тебя, Африка», 1936), он никогда не признавал себя приверженцем фашизма или членом фашистской партии, отказываясь от предложения быть кандидатом в партийных списках. В 1933 году он писал Муссолини, чтобы убедить того не вступать в союз с Гитлером, а в 1934 году попытался нарушить отношения между Гитлером и Муссолини после их первой встречи – даже написал сатирическую брошюру о фюрере, называя того «свирепым клоуном», «нелепым Нибелунгом, загримированным под Чаплина» и «Аттилой-маляром».
В 1937 году возглавил Королевскую Академию наук.
***
Габриэле д’Аннунцио скончался от апоплексического удара 1 марта 1938 года на озере Гарда в Ломбардии в своей вилле, которую называл Il Vittoriale degli italiani – «Памятник итальянским победам», поскольку обставил и роскошно украшал её за государственный счёт в обмен на обязательство завещать итальянскому народу. На этой вилле режим Муссолини и устроил ему торжественные похороны в шикарной белой мраморной гробнице.